Джеймс Слевин в своей книге «Интернет и общество» говорит: «Когда мы рассматриваем, каким образом интернет делает возможным новые способы использования и артикулирована информации – в том смысле, что способствует реорганизации общественных отношений – тогда мы изучаем, как интернет участвует в передаче культурных ценностей. Следовательно, это теория передачи культурных ценностей, которые должны обеспечить нам основу для понимания воздействия интернета»65.
Значительное количество работ посвящено рассмотрению проблемы легитимности использования уже распространенных методов проведения полевых исследований в киберпространстве. Посвящены тому, как проводить исследования в интернете66 по аналогии с традиционной этнографией67 и формирующейся виртуальной этнографией68, а также каким образом можно изучать сетевые сообщества и как можно исследовать влияние культурного освоение интернета на все остальные офлайн-практики69.
При этом важно отметить, что проблема разделения на качественные и количественные методы проведения исследований применительно к киберпространству решается относительно просто. Дело в том, что необходимые для аналитической работы количественные данные при определенных технических возможностях могут собираться автоматически, исследователю необходимо определиться с используемым инструментарием70. Тогда как качественные методы требуют обоснования и пояснений71. Таким образом можно выстроить теорию на основании эмпирических данных полученных в ходе онлайн-исследования72.
1.2. Статистический взгляд на интернет в Беларуси: 1994 – 2006
Эта работа не является попыткой рассказать историю, как все было на самом деле или выстроить хронологическую последовательность, своего рода интернет-календаря. Составление максимально широкой и полной классификации зачастую оказывается тем самым критерием подлинности существования в онтологическом смысле. Когда стремление все учесть и линейно (!) выстроить «объективную» последовательность событий, которые и станут историей. Собственно, это есть вполне возможный и допустимый путь. Но в результате мы предсказуемо получим рост числа пользователей от нуля до пяти миллионов человек (на сегодняшний день) в Беларуси.
Так история российского интернета и была оформлена в виде «Летописи русского интернета: 1990—1999гг.»73. На сегодняшний день доступны хронологии или сетевые летописи, сделанные по аналогии с летописью российского интернета: молдавская краткая летопись находится на server.md74, а белорусская – в комиксах – на os.by75, хотя подобные истории далеки от академической строгости. Впрочем, они и не претендовали на это.
Стремление написать позитивную историю нового общества (после появления интернета) уводит нас от реальных практик использования данной технологии. На сегодняшний день уже все реже можно услышать исключительно восторженные отклики о влиянии интернета на социум и о его потенциале для социально-культурных преобразований. «Киберфобия и киберэнтузиазм, похоже, уступили свое место киберскептицизму – убеждению, что интернет в конце концов имеет минимальное влияние на демократизацию общества»76.
Для обозначения подобного явления Е. Морозов предлагает термин «киберреализм»77. А еще в конце 90-х годов ХХ века А. Шапиро78 и Д. Шенк79 сформулировали восемь принципов сурового «технореализма».
После знакомства с несколькими разновидностями скептического восприятия технических особенностей интернет-технологий просто невозможно остаться интернет-оптимистом. Поэтому в этой работе мы пойдем другим путем. Не претендуя на объективность представленной истории, попытаемся составить ряд событий, фактов влияния или взаимовлияния, которые можно редуцировать к одному ключевому вопросу – вопросу власти. Это не история интернета как технологии, скорее это о доступе к технологии и, как следствие, доступа к источникам влияния, т. е. власти. Это своего рода попытка аналитического повествования одной из возможных историй интернета в странах Восточно-Европейского Пограничья. В своих рассуждения мы будем опираться на данные, полученные в ходе исследования и будем ограничены ими.
Здесь же мы попытаемся сконструировать одну из возможных версий понимания истории становления или освоения интернет—технологии на примере белорусского интернета.
История белорусского интернета, несмотря на молодой возраст, уже в достаточной степени мифологизирована. Впрочем, нарративы тех, кто непосредственно связан с ее созданием, насыщены штампами и клише, которые традиционно могли бы встречаться в различных вербальных версиях историй. Соприкосновение с историей предполагает некоторую степень включенности в контекст. Собственно, для тех, кто живет и зарабатывает в интернете, история интернета – это как часть личной биографии. Это как собственная и очень личная и приватная история, которая не может быть рассказана всем. Скорее тут предполагается и ожидается некоторая степень сопричастности и включенности в процесс.
Еще необходимо обозначить какие-то рамки того, что понимается под интернетом. Если исходить из того, что интернет – это не только наиболее распространенный на сегодня гипертекстовый протокол http и www как стандарт его отображения, то окажется, что интернет – это и такой протокол как гуфер, это и электронная почта, это и телеконференции, и, конечно, еще фидонет.
Первые белорусские сайты появились не в Беларуси. Это были различные интернет-проекты, которые были созданы за пределами Беларуси, но так или иначе относились к белорусской тематике. Эти белорусские сайты были англоязычными, но они были сделаны белорусами и про Беларусь. Это были студенты, которые учились в американских, европейских университетах и просто делали в свободное время сайты про Беларусь.
Затем, когда развитие и удешевление технологий перевело компьютеры из числа дорогостоящей вычислительной техники в разряд бытовой электроники, то неизбежно снизился и уровень требований, предъявляемых к пользователям (как своего рода интеллектуальный ценз). И как следствие этого произошел существенный прирост пользователей. Кстати, о белорусских пользователях. Значимым отличием нынешних пользователей начала XXI века от пользователей первой половины 90-х годов ХХ века было то, что пользователи одновременно были и создателями, и авторами, и владельцами каких-то интернет-проектов.
Когда интернет перестал быть лабораторной игрушкой для интеллектуалов и появись те, кто начал пытаться зарабатывать в сети, то неизбежно и неотвратимо тут появились невидимые рыночные механизмы и стимулы для деятельности. Пользователи начинают трансформироваться в аудиторию, которой можно что-то продать – от карточек для доступа в интернет до нескольких гектаров лунной поверхности. Но подробнее об экономической составляющей речь будет идти ниже.
Что касается доступа в интернет, то ситуация еще более парадоксальна. Первым провайдером, который предоставлял доступ на территории бывшего Советского Союза, был Релком (Москва, Россия). Наличие адреса электронной почты, прежде всего на визитной карточке, какое-то время было показателем успешности владельца этой самой карточки. Такими показателями в разное время были факс, адрес электронной почты, адрес официального веб-сайта и номер мобильного телефона. При этом доступ в интернет, конечно, по технологии dial-up, носил не столько коммерческий, сколько экспериментальный характер, хотя и требовал достаточных финансовых затрат (оплата телефонной связи до Москвы, плюс стоимость доступа в интернет).
Из приведенных данных следует, что в вопросе развития интернета Беларусь оказалась в непростом (практически классическом) положении «между»: с одной стороны, доступ в интернет был возможен только при взаимодействии с восточным соседом, с другой стороны, первые собственные сайты были сделаны на западе. Можно говорить о том, что появление и развитие интернета после распада СССР в Беларуси, в некотором смысле предполагало (или предлагало) два возможных пути развития:
1. Национально-ориентированный западный проект, предполагающий достаточно высокую степень участия пользователей в создании и наполнении уже существующих ресурсов.
2. Русскоязычный восточный проект, который не предъявлял повышенных интеллектуальных требований к пользователям и не предполагал их активного соучастия в создании ресурсов. Скорее наоборот, предполагал потребление уже созданных ресурсов.